Клеточные технологии в России: разговор корреспондента с академиком

Константин Ярыгин: «Создание искусственной жизни не за горами»

Андрей Поляков, Агентство Популярной Информации

Передовой отряд мировой научной медицины делает прорыв за прорывом в редутах заскорузлых представлений человека о скрытых возможностях организма. При помощи стволовых клеток, как оказалось, можно не только выращивать любые живые органы человека, но и в ближайшей перспективе создать искусственную жизнь. Константин Никитович Ярыгин, член-корреспондент Российской Академии  Медицинских наук, заведующий лабораториями клеточной биологии в Российском Государственном медицинском Университете, Институте биомедицинской химии, а также Институте Общей патологии и физиологии, входит в число мировой научной элиты, которая вывела медицину на качественно новый уровень. Наша встреча проходила в лаборатории РГМУ, которую по непонятным причинам, решили закрыть в тот момент, когда успехи Ярыгина не вызывают сомнений не только в России, но и за рубежом.

Константин Никитович, сейчас все шумят и в США и в России о стволовых клетках. А что это такое?

– Стволовые клетки у нас, это уже бренднэйм фактически.  На самом деле,  правильнее  говорить о клеточных технологиях, и в более широком смысле – о регенеративной медицине. За последние 20 лет вкладывались огромные средства в изучение клеток,  в частности были открыты стволовые клетки, как те клетки, которые составляют пул и существуют всю жизнь -  с момента зачатия до  смерти. И из этого пула рекрутируются клетки для регенерации, обновления всех органов и тканей. Это открытие сыграло ключевую роль в возрождении того, что называется регенеративной медициной.

Сейчас появилась возможность восстанавливать пораженные органы и ткани, таких возможностей раньше не было. Например, трансплантация стволовых клеток может привести к восстановлению структуры и функций нервной  ткани. Это довольно широко распространено, и ведутся активные испытания. Можно сделать «ин витро» какие-то органы. Недавно, например, был сделан мочевой пузырь ин витро, не в организме. Он был сделан из собственных стволовых клеток. Несколько позже удалось сделать трахею и, главное, – бронхи. И мочевой пузырь, и комплекс  трахея-бронхи были пересажены пациентам после операций по поводу онкологии. Пациенты живы-здоровы, и прекрасно себя чувствуют.

В России существует закон, который регулирует использовании стволовых клеток? В последнее время участились скандалы с их изъятием и применением. Решается ли как-то этот вопрос?

– Такие законы есть в Великобритании, Италии, некоторых других странах. У нас такого закона, к сожалению, нет. И поэтому здесь царит некоторый хаос. Но, насколько я знаю, в последнее время власти на разных уровнях заинтересовались этим вопросом и довольно активно работают. Мы все надеемся, что эта работа выльется в четкий и незапретительный закон. Потому что эта вещь очень важная. Скажем, Национальные институты здоровья прогнозируют  начало широкого применения клеточных технологий с 2012-2013 годов. И в качестве результата ожидается существенное продление средней продолжительности  жизни до 120-130 лет. Правда, в связи с этим обсуждается вопрос: «А что будет с экономикой?». Ведь замедлится сильно смена поколений во всех отраслях. У молодых людей будет меньше перспектив для роста и так далее.

На самом деле, человек и должен естественным путем доживать до такого возраста. Мне приходилось встречать таких людей в России, которые ведут правильный, а точнее сказать, праведный образ жизни.

Забирают ли Соединенные Штаты наших ученых и едут ли туда наши специалисты?

– Эмиграция была очень сильная в 1990-е годы, когда практически отсутствовало финансирование. Сейчас отток значительно меньше, потому что  есть возможность и здесь работать. Но, тем не менее, эмиграция определенная есть, так как там и по финансовым средствам, и по количеству лабораторий, и по количеству работающих ученых, и по богатству научной среды у них есть превосходство над нами. В этом надо отдавать себе отчет.

Отличаются ли чем-то американские и российские научные подходы,  и есть ли у нас какие-то собственные достижения в этой области?

– Американская наука четко разделяется на фундаментальную и практическую, которая направлена на доведение до конкретных результатов фундаментальных исследований. У нас исследования, направленные на практическое применение, плохо организованы. Потому что у нас нет практически ни внедренческих фирм, ни законодательства, которое регулировало бы авторское право. В этом – существенное отличие. Кроме того, тот удар, который был нанесен по российской биологической науке в 1940-е годы, сказывается до сих пор.

Чем занимается ваша лаборатория? Каково направление ее деятельности, каковы достижения?

– У нас есть очень хорошие достижения  по использованию клеточных технологий при лечении спинальной травмы. А также исследование стволовых клеток разного происхождения. Я бы сказал, что мы здесь держимся на уровне. Не могу сказать, что мы впереди планеты всей. Может быть, в спинальной травме мы немножко впереди. Тем более, что проводились клинические испытания на нескольких больных на базе ЦИТО – Центрального института травматологии и ортопедии,  и они показали очень хорошие результаты. Есть и другие лаборатории, которые очень активно работают. Например, Клиника Смирнова в Институте имени Склифосовского лечит ожоги. У них очень хорошие достижения. Если раньше человек, у которого была поражена значительная часть поверхности кожи, скажем, процентов 50, умирал, то сейчас выживают люди, у которых поражено 60-70 процентов кожи.  Это как раз реальное достижение клеточных технологий.

Также у нас сейчас идет несколько очень интересных работ с МГУ и с кафедрой неврологии медико-биологического факультета  РГМУ. Она посвящена разработке метода прижизненного мониторинга с тем, что и куда движется в живом животном с трансплантированными клетками. У нас есть уже очень хорошие картинки. Скоро мы будем публиковать материалы по этому поводу. Эта работа ведется на хорошем международном уровне.

Какими вы видите перспективы клеточных технологий? Как сильно они могут повлиять на продолжительность жизни?

– Если говорить о продолжительности жизни, то здесь пока нет ответа на основной вопрос – старение запрограммировано, или это просто износ? Если оно запрограммировано, то с этим определенно можно бороться. А если это износ, то тоже можно бороться и здесь регенеративная медицина может дать  очень многое. Представьте себе, что можно заменять всё: сердце, периферические нервы, участки мозга, легкие, печень и так далее. Это все поможет увеличить продолжительность жизни, и человек не будет болеть так, как он болеет сейчас. Обычно с возраста 50-60 лет большинство людей уже болеет.

Ученые США заявили о самовоспроизводящейся ДНК. ДНК и клеточные технологии взаимосвязаны или это совсем разные области?

– ДНК – это совсем другая область. Речь идет о создании искусственной жизни. И на следующем этапе – создание искусственной клетки, то есть сначала синтез отдельных компонентов, а затем и целой клетки. Исследования в этом отношении находятся в самом начале. При достаточных финансовых вложениях лет через 10-20 эта клетка будет создана. И эти знания могут быть использованы для создания искусственной жизни. Не знаю, правда, в какой степени это поможет той жизни, которая уже существует.

Государство помогает в проведении ваших исследований?

– Я упоминал ранее о спинальной травме. Исследования в этой области мы проводили, опираясь на финансирование Агентства по науке и новым технологиям Министерства науки и образования. Этот грант продолжался у нас два года. Мы получили очень существенную помощь, жаль только, что нельзя оборудование покупать, а во всем остальном помощь была довольно ощутимой. Я бы не сказал, что государство ничего не делает. А в том, что какие-то группы научные и медицинские получают больше, чем другие, то это обычная практика. В США точно также обстоят дела, я там 7 лет работал.

Исходный материал для стволовых клеток будоражит общественность через страшные сообщения в СМИ. Очень часто всплывают криминальные истории, связанные с добычей исходного материала, кроме того, насколько этично использовать так называемый абортный материал?

– Работа с материалом из абортусов была начата уже давно, в том числе и в США до принятия очень строгих законов, когда Буш пришел к власти. Есть очень положительный эффект от трансплантации фетальных клеток, которые провоцируют очень мощную стимуляцию человека, в том числе и человека пожилого. Этот эффект, естественно, многие пытаются использовать, и в ряде случаев он приносит очень положительные результаты. Абортусы, которые могут быть пригодны для использования, должны быть старше девяти недель, потому что в противном случае может быть развитие тератом в том месте, где трансплантированные клетки подвергнутся хоумингу, в тех тканях, куда они попадут. Тератомы – это доброкачественная опухоль, состоящая из самых разных клеток – нервных, мышечных, фибробластов и так далее. Иногда образуется тератокарцинома, то есть злокачественная опухоль, которая представляет опасность для жизни. Поэтому используются  абортусы более позднего периода. Аборты у нас разрешены до 12 недель. Но наиболее ценный материал, особенно для лечения каких-то внутренних болезней, это абортусы старше 17 недель, а лучше 20 недель. Я знаю людей, которые занимаются пересадкой этих клеток, но не знаю людей, которые связаны с каким-то криминалитетом в этом отношении.

Есть альтернатива – клетки плода, которые берутся в органах после рождения – это плацента и пуповина. Не пуповинная кровь, а именно пуповина. Клетки плаценты мультипотентны и могут превращаться в любые клетки организма, а кроме того, они совершенно неимуногенны. Клетки пуповины обладают теми же свойствами. Кроме того из пуповины можно брать эндотелиальные клетки и их предшественников для репарации сосудов, в частности, при атеросклерозе. Здесь ведутся обширные работы и перспективы очень большие. Есть уже достижения и проходят клинические испытания.

Вы для своей работы где берете материал?

– Мы берем материал из плаценты и пуповины, а также из костного мозга. Это необходимо для людей с патологиями спинного мозга. Клетки прошли у нас сертификацию в Федеральном агентстве по надзору, и они использовались в свое время в клинических испытаниях.

Нет ли опасности использовать клетки  не по назначению, например, клетка несет какую-то определенную информацию и отвечает за определенный орган, а ее используют совсем для другого органа?

– Это зависит от того, как клетки применяются. Потенциально они могут переживать в течение долгих лет, если они попадают в центральную нервную систему. Во всех остальных случаях они гибнут. Это объясняется тем, что они выделяют очень много ростовых факторов и стимулируют свои собственные стволовые клетки. Они начинают делиться, хотя стволовые клетки делятся очень медленно. И таким образом стимулируется регенерация многих тканей.

Сейчас на какой стадии находится внедрение клеточных технологий? Ведется только научная работа, или уже широко распространена практика?

– Сейчас, оценив соответствующее предложение, ученый совет и этический комитет разрешают ограниченные клинические испытания. Но мы все надеемся, что будут приняты законы, которые позволят проводить нашу работу на регулярной основе. Это уже будет государственный орган, а не ученый совет, который сможет оценить перспективность работ, насколько она хорошо продумана и обоснована, и который будет также располагать техническими возможностями для проверки материала. Я думаю, что это все не за горами.

Бизнес как ведет себя по отношению к вашим разработкам?

– Бизнес у нас привык к  очень быстрому обороту средств. Человек, например, интересуется, а потом говорит: «Ну что вы, три года ждать! Это невозможно!» Но сейчас появляются люди, которые проявляют к этому интерес и стремятся работать на перспективу.

Вашу лабораторию в РГМУ собираются закрывать. С чем это связано? Не видят перспектив? Тема ведь наиперспективнейшая.

– Это связано с реорганизацией. У руководства университета есть определенные планы, в частности, организация центра коллективного пользования, чтобы здесь могли работать разные лаборатории. Я лично считаю, что это не совсем рационально, потому что тут очень важно поддерживать не просто чистоту, а исключительную чистоту. Поэтому должно работать ограниченное количество людей. Но с другой стороны и другим людям тоже надо давать возможность работать. Собственно, мы не жалуемся, у нас есть, где работать.

За то время, что вы работали в США, какие результаты вами были достигнуты и пользуются ли ими ваши коллеги?

– Результаты были на выходе в 2000-2001 годах. Но к власти тогда, как я уже говорил, пришел Буш, и там все было практически запрещено на какое-то время. Но сейчас я возобновляю контакты. Имеется щедро финансируемая программа в Калифорнии. Наверно, мы будем работать с учеными из Сан-Диего по такому направлению как травма спинного мозга, и отдельно по раковым стволовым клеткам.

У вас есть патенты?  Где они имеют свое распространение: только на территории США или в России тоже?

– У меня есть патенты. Но патентование в России, по словам заместителя руководителя соответствующего Агентства, бессмысленно. Можно патентовать за рубежом, но это дорого стоит и прежде, чем патентовать там, необходимо знать компанию, которая уже готова это внедрять.

Российские лаборатории соответствуют мировому уровню?

– У нас, к сожалению, нет организации, которая могла бы сертифицировать лаборатории. Поэтому единственный путь – это сертификация с привлечением западных организаций. Но, несмотря на это, в Москве есть несколько очень хороших лабораторий, которые ничем не хуже западных. Есть хорошие специалисты, и число их постепенно увеличивается.

Стоимость на ваш конечный продукт фиксированная или она зависит от каких-то факторов?

– Она зависит от большого количества факторов, а себестоимость может рассчитываться, когда есть уже определенный коммерческий продукт. И если такой продукт создан, то его себестоимость рассчитывается из объема производства. Чем больше спрос, тем меньше себестоимость.

Какова безопасность продукта?

– Продукт должен соответствовать каким-то критериям. Сейчас каждая лаборатория использует  продукт, которой применяется на практике, руководствуясь своими критериями, а должны быть, естественно, общие критерии.

Сегодня очень популярна в России косметология. В этой сфере насколько востребованы стволовые клетки?

– На самом деле продукты такого рода использовались уже очень давно. Есть классические швейцарские клиники, где это делается с 1950-х годов. Они использовали даже клетки животных для общей стимуляции. Сейчас на Западе интерес к стволовым клеткам очень большой. Французские фирмы ведут не только исследования, но у них уже есть и продукты. В России это тоже делается. Но у нас нет статистки. И в целом оценить трудно.

Сейчас много предложений в России у косметических компаний по услугам такого рода. Это может быть просто мыльным пузырем?

– Может быть, а может и не быть. Доверяй, но проверяй.

По предположениям некоторых ученых, генная инженерия уже существовала на Земле 5 000 лет назад…

– Вы задавали вопрос по поводу искусственной ДНК. Это первый шаг к созданию искусственной жизни. То есть человек, действительно, может стать творцом.

ДНК – это первый этап, а клетка – второй этап в создании искусственной жизни?

– Да. Причем, это будет примитивная клетка, которая сможет обслуживать только себя. А потом, наверно, можно будет уже сделать клетку, которая будет входить в состав многоклеточного организма.

Созданием искусственной жизни кто-то занимается сейчас в России?

– Этим занимаются в основном американцы. У них есть несколько лабораторий, которые активно работают в этом направлении. У нас это пока на уровне разговоров.

Клетки имеют национальность?

– Тут эллина и иудея нет.

Портал «Вечная молодость» www.vechnayamolodost.ru
25.02.2009