Инновационный бизнес: три стороны медали
Наука ждет «бизнес-ангелов»
Кира Обухова, Фонтанка.ру
Курс на модернизацию, объявленный в стране «сверху», предполагает простые действия – бизнес должен вкладывать деньги в научные разработки или, выражаясь модно, «инновации». Объектов для инвестиций достаточно – далеко не все светлые головы уехали на Запад, как ни странно, хватает и бизнесменов, которым интересна именно эта сфера деятельности. Но, как выяснили на конференции в Санкт-Петербургском союзе ученых, «у этой медали – три стороны».
(Научно-практическая конференция «Научная, технологическая и бизнес-экспертиза проектов: три стороны одной медали», организованная РВК и Партнерским экспертно-аналитическим научным центром Инженерной секции Санкт-Петербургского союза ученых, прошла в Петербургском Научном центре РАН 25 апреля 2011 года – ВМ.)
Проблему обсуждали увлеченно. Хотя в кулуарах и звучали ехидные высказывания о том, что «тонкие технологии» (получившие недавно название «нано») известны с семидесятых годов, а «инновационный бизнес» появился в России еще в начале девяностых – одновременно с развалом оборонного комплекса, дискуссия шла серьезная.
Первую проблему обозначили быстро: любой проект должен пройти экспертизу – как научную, так и коммерческую. Для оценки новизны (и вменяемости проекта) еще в 2007 году был создан специальный «Корпус экспертов». «Этот проект начинался как социальный и инициативный, – рассказала представляющая его профессор кафедры электрохимии химического факультета МГУ Галина Цирлина. – Мы попробовали разработать критерии отбора экспертов по разным направлениям, главным образом в области естественных наук».
В основу системы отбора был положен, как пояснила Цирлина, формализованный принцип – индекс цитирования научных публикаций. Правда, этот подход не применим для IT-технологий и целого ряда технических наук, подчеркнула она. Все привлеченные эксперты должны вызывать доверие, обладать определенным весом в научном мире. «Только тогда рецензируемые проекты смогут противостоять бюрократизированно-мафиозным решениям, которые часто принимаются на уровне министерств при финансировании науки. Мы надеемся, это поможет выживать тем научным коллективам, которые скоро начнут оценивать по чисто формальным показателям, без корпуса экспертов мы ничего не сможем этому давлению противопоставить. Но нам удалось заключить договор с «Томсон Рейтер», держателем всех индексов цитирования. И теперь можем противостоять всем попыткам министерства опубликовать какие-то свои рейтинги», – заявила она под дружное одобрение зала.
При этом эксперты должны не только оценивать разработки, но и находить новые проекты. «У меня достаточно знакомых в разных технопарках, которые жалуются, что толковых разработок попросту нет – к ним приносят один мусор, – сообщила Цирлина. – Поэтому у нас есть намерение создать карту развития науки в России, чтобы можно было немного прогнозировать процессы».
«Поиск – это работа экспертов, – поддержал Цирлину Николай Адамов, директор SIA Virtual CEO (Рига). – Огромное количество разработок просто лежит на полках. Нет тех, кто делает проекты «с ножками и головой». Я с этим столкнулся – я решил вложить свои средства в разработки, захотел стать «бизнес-ангелом», но среди тех, кто приходит, вижу либо «безумных Кулибиных», либо хороших предпринимателей, у которых попросту нет никаких новых идей. Инвесторам не хватает проектов, их надо искать».
Представляющий департамент научно-технической экспертизы ГК «Роснанотех» Геннадий Борисенко с выступлением согласился с оговорками. «Это хорошая идея – прогноз развития науки, но культура составления дорожных карт у нас пока на очень низком уровне», – заметил он. Кроме того, отмечается явный дефицит грамотных хороших экспертов, но и не только их, в стране попросту отсутствуют многие базовые производства. «Оказывается, в России, при всей ее великой истории некоторых отраслей либо не было, либо они погибли в бурные девяностые, – развел руками Борисенко. – Многие разработки тормозятся еще и по этой причине».
Тему подхватил Арсений Березин, главный консультант «Тайфун софтвэр Барбара». «У нас уже не осталось ни мощностей, ни людей. Например, мы не можем развивать hi-tech электронику – у нас ее просто некому делать. Мы не можем изготавливать точные антенны – нет в России токарей. Но нет и инструментальных рабочих, нет фрезеровщиков. Мы не можем сделать почти ничего и вынуждены обращаться на Запад». Поэтому экспертизы только на новизну и значимость идеи, по его мнению, недостаточно – тот, кто оценивает проект, должен еще и интуитивно оценить перспективы разработки, а также продумать все вопросы размещения будущего производства.
С бизнес-экспертизой научных разработок вопрос решается немного проще. «У нас собран пул из 900 экспертов, – сообщил руководитель отдела экспертной поддержки «Российской венчурной компании» (РВК) Леонид Левкович-Маслюк. – Мы привлекаем успешных инвесторов и предпринимателей высокотехнологических компаний, реже зовем консультантов в области бизнеса. Наибольшую часть составляют ученые и инженеры, которые понимают рыночную стоимость своей деятельности и умеют общаться и с представителями бизнеса, и с представителями науки».
Но и у РВК есть свои трудности. Во-первых, разные ветви экспертного сообщества очень мало контактируют между собой. «Парадокс – биотехнологические инновационные разработки очень тесно связаны с компьютерными технологиями, а экспертные группы почти взаимодействуют, а ведь это очень важно – чтобы одни видели то, что делают другие», – посетовал Левкович-Маслюк.
Во-вторых, экспертное сообщество РВК охватывает отрасли науки неравномерно. Экспертов ищут по пяти направлениям – космические технологии, ядерные, информационные, медицинские и биотехнологии. Но на сегодня 40% членов пула способны оценить информтехнологии, 16% – биотехнологии, проекты в области химии – 10%, а энергетики и электроники – по 6%. «Ничего удивительного, что преобладают эксперты и проекты в области IT, – прокомментировала этот перекос Галина Цирлина. – Легче профинансировать компьютерную разработку, чем технологический проект, для которого понадобится завод – то есть, нужно будет решать проблемы сырья, логистики, кадров и многое другое. Поэтому у нас много айтишников и практически нет электронщиков. Хотя одно без другого существовать не может». Впрочем, в РВК надеются пул экспертов расширить и перекосы исправить.
«За бортом» осталась фундаментальная наука. «Научные проекты трудно быстро продвинуть до коммерческого уровня, – заметила Цирлина. – Нам пора научиться оценивать наукоемкость и перспективы долгосрочных проектов. Но мне не приходилось видеть бизнес-структуры, готовые поддерживать что-либо хотя бы 5-7 лет. А быстро в случае фундаментальной науки результата не получишь». Со стороны «Роснано» тут же возразили, что дело бизнеса – получать прибыль, а задача государства – выстраивать ограничения и расставлять приоритеты.
«Послушайте, а что вы собираетесь финансировать? – заинтересовался доцент физического факультета СПбГУ Владислав Большеванов. – Проекты восходящие, которые будут завтра, или проекты нисходящие, которые к моменту их реализации уже начнут устаревать? Если восходящие, то ваши бизнес-эксперты попросту не смогут их оценить, а если нисходящие, то мы так и будем строить под Петербургом второй Детройт. Вот и все инновации».
На вопрос, смутивший и РВК, и «Роснано», взялся ответить Бенджамин Феррари, представлявший Imprimatur Capital. «Вам нужно определить, что нужно России, – заявил он. – Вы хотите построить капитализм? Или венчурный капитализм? Российскую инновационную систему или международную? Нужно принимать решение». «Я не хочу критиковать Россию, картина одинакова везде, – добавил он. – Но вам необходимо определять приоритеты. Делать какие-то конкретные шаги. У вас очень сильное предпринимательство, но оно функционирует в области производства товаров. При этом в России очень сильный дисбаланс между ключевыми отраслями – почти не развиваются технологии по созданию новых видов энергии, экологические, зато очень сильно развит нефтегазовый сектор. Мы не сомневаемся, что и в России есть технологии, которые могут быть представлены на международных рынках, но надо что-то решать».
Те, к кому могли быть обращены эти слова, в зале отсутствовали. Поэтому вопрос «строить ли второй Детройт или подумать об автомобилях нового поколения» остался открытым. Также как и работа патентоведов – по словам Александра Филиппова, генерального директора ООО «Плазмас», для того, чтобы запатентовать разработку, в нашей стране требуется не меньше пяти лет. «За это время в Штатах и Китае успевают оформить по три патента по схожей тематике», – возмутился он. Но специалистов по патентному праву на конференции тоже не было.
Впрочем, один вопрос был разрешен ко всеобщему удовольствию. Предложенный способ избавляться от изобретателей «вечных двигателей» понравился и ученым, и бизнесменам. Старший научный сотрудник ФТИ имени Иоффе Евгений Эйдельман даже разработал специальную анкету (предоставлена редакции «Фонтанки» в распоряжение и может быть предоставлена всем желающим), которую рекомендовал «распространять в министерствах, чтобы чиновники не спешили финансировать жуликов, как это сейчас случается сплошь и рядом». Вкратце суть методики сводится к тому, что «если некий деятель обещает немедленный переворот в мире, который произойдет после внедрения его изобретения, или если он настаивает на секретности проведенных исследований, или если он не в состоянии изложить суть открытия в общепринятых терминах, а использует свои (например – «торсионное поле», «биополе» или «энергоинформационное взаимодействие»), то перед вами типичный жулик от науки». Мнение чиновников узнать не удалось.
Портал «Вечная молодость» http://vechnayamolodost.ru
26.04.2011