Возвращенцы: Павел Певзнер, специалист по биоинформатике
«Я предвижу много потенциальных проблем»
Интервью с победителем конкурса мегагрантов биоинформатиком Павлом Певзнером
Полит.Ру
Мы продолжаем дискуссию вокруг конкурса мегагрантов и вообще приницпов финансирования российской науки интервью с одним из победителей конкурса – профессором компьютерных наук Рональда Тейлора Отделения компьютерных наук и инженерии Университета Калифорнии (Сан-Диего), директор Центра вычислительной масс-спектрометрии Национального института здоровья Павлом Певзнером. Он выиграл мегагрант совместно с Санкт-Петербургским Академическим университетом – научно-образовательным центром нанотехнологий РАН. Благодарим за помощь в организации совместной публикации коллег из «Троицкого варианта».
Реакция на мегагрантовую инициативу российского правительства была смешанной. Некоторые ученые предсказывают, что она обречена на провал. Как вы относитесь к этим мрачным предсказаниям?
Российское правительство не делает ничего особенно нового. Китай, Сингапур и другие страны начали аналогичные программы лет десять назад, Они приглашали зарубежных ученых высочайшего уровня. Если такие программы были весьма успешны в Китае и Сингапуре, почему они должны провалиться в России? Поучительно, однако, что финансирование сингапурской программы в 10-20 больше, чем российской, – напомню, что Сингапур в 30 раз меньше.
Десять лет назад мои ученики начали получать предложения из Сингапура, которые с финансовой точки зрения выглядели привлекательнее, чем предложения из американских университетов. Тем не менее, я им не советовал их принимать, поскольку тогда Сингапур выглядел как научная провинция. Один из них, Гийом Бурк, не послушался и принял предложение, которое даже позволило ему нанять постоянную домохозяйку – роскошь, которую не всякий американский профессор может себе позволить. За семь лет он не только сделал потрясающую карьеру, но и способствовал превращению Сингапура в мировой биоинформатический центр. Теперь, если мой аспирант спросит, стоит ли принимать предложение из Сингапура, я отвечу «да».
Вы думаете, что сейчас Россия такая же научная провинция, какой был Сингапур десять лет назад?
Интересно, что по этому поводу российские и западные ученые расходятся во мнениях. В России многие верят, что российские шахматисты, пианисты, математики и программисты – лучшие в мире. Возможно, это и верно про шахматистов, пианистов и математиков, но что касается областей, которые преобладают в современных научных и промышленных проектах, биомедицины, computer science, к сожалению, Россия действительно выглядит провинциально. Вера в то, что в России живут лучшие в мире программисты (или биологи), сродни вере в то, что лучшие в мире портные живут в Жмеринке. Заметьте, что информационные технологии и биомедицина – это движитель очень большой промышленности, и в этих областях Россия катастрофически отстает от Китая, Индии и, да, Сингапура.
Как это возможно при таком количестве академиков в информационных технологиях и биологии?
Посмотрите сайт, на котором перечислены четыреста специалистов в computer science с наиболее высокими индексами Хирша. Там нет ни одного российского ученого. И я сомневаюсь, что найдется хоть один среди тысячи. Я не знаю, существует ли аналогичный список биологов, но подозреваю, что ситуация будет ненамного лучше.
Я не утверждаю, что в России нет талантливых компьютерщиков и биологов, но каким-то образом эти таланты скрыты от мира. Это характерное свойство провинции – там есть талантливые люди, но мир про них не знает. В этом отличие от физики и математики, в которых Россия все еще имеет много ученых мирового уровня.
Как при такой пессимистической оценке вы можете надеяться на успех вашего проекта, находящегося на пересечении computer science и биологии?
Когда я жил в России, я видел вокруг себя столько талантливых людей, что я не сомневаюсь, что Россия – настоящая сокровищница талантов. Если бы я мог привлечь к работе хотя бы часть людей, равных по способностям тем, кого я встречал здесь двадцать-тридцать лет назад, это был бы фантастически успешный проект. Но последние двадцать лет я работал за границей, и сходу я не знаю, где их искать. Деньги не могут породить таланты, во всяком случае, не за два года, но я надеюсь на способных людей, которые уже здесь. Грант позволит собрать их под одной крышей, а я сфокусирую их на ключевых нерешенных задачах. Каждый, кто считает себя хорошим специалистом в области алгоритмов или программистом мирового класса, может прислать мне свое CV; знания биологии не требуется. Средств гранта достаточно, чтобы платить достойную зарплату, которая позволит членам группы при необходимости переехать в Санкт-Петербург из другого города России и даже из-за рубежа.
Насколько хорошо развита биоинформатика в России?
В России есть несколько специалистов по вычислительной биологии мирового уровня, таких, как Алексей Финкельштейн и Михаил Гельфанд, но их количество невелико. В одном моем университете (Университет Калифорнии, Сан-Диего) больше биоинформатических звезд и больше студентов, специализирующихся в биоинформатике, чем во всей России. Вам может показаться странным, что один-единственный университет США превосходит целую страну в критической области современной биологии и биотехнологии, но это так. Если вы зададите тот же вопрос любому западному биоинформатику, вы получите даже более резкий ответ.
С другой стороны, очень многие из ведущих биоинформатиков мира – выходцы из России. Среди тех, кто сразу приходят в голову, Рубен Абагян из нашего университета, Алексей Кондрашов (Университет Мичигана, кстати, тоже один из победителей), Евгений Кунин (Национальный центр биотехнологической информации США), Шамиль Сюняев (Гарвард), или совсем молодые восходящие звезды Максим Алексеев (Университет Южной Каролины), Михаил Брудно (Университет Торонто), Алексей Незвижский (Университет Мичигана), Ольга Троянская (Принстон). И много других – простите, если кого-то забыл назвать.
Даже если вы найдете талантливых сотрудников, какие основания верить, что вы сможете превратить их в биоинформатиков мирового уровня?
Мне удается делать это в США, когда в мои лаборатории приходят сильные студенты – алгоритмисты и компьютерщики, не знавшие биологии. Они теперь профессора в лучших университетах, таких, как Гарвард, Браунский университет, Университет Сиднея и других. Что я могу гарантировать – так это то, что мои сотрудники будут работать над самыми интересными задачами современной вычислительной геномики и биомедицины.
Кроме того, я рассчитываю на сотрудничество с сильными биоинформатическими группами в России, в частности, на факультете биоинженерии и биоинформатики МГУ и в Институте проблем передачи информации, а также с алгоритмической группой в Математическом институте им. Стеклова в Санкт-Петербурге.
Почему тогда вы подавали на грант с Академическим университетом, а не с этими группами?
Академический университет в Санкт-Петербурге – это уникальное место, в котором академик Алфёров за очень короткое время собрал очень сильную команду. Университет совсем новый и открытый для новых междисциплинарных направлений – как раз то, что мне нужно.
Такие гранты – нечто совершенно новое для России. Предвидите ли вы какие-то административные проблемы? Сталкивались ли уже вы с ними?
Никакой мегагрант не может быть успешен без поддержки со стороны принимающего университета и министерства. Я был членом различных Advisory Boards (как это будет по-русски?) в Сингапуре, Китае и на Тайване, и недостаток профессиональных научных менеджеров в России сразу бросается в глаза. Победители конкурса мегагрантов даже организовали электронную группу, чтобы помогать друг другу в преодолении административных проблем. При всех трудностях внедрения научного менеджмента западного образца, министерство образования и лично министр Фурсенко оказали нам существенную поддержку. Теперь эта роль переходит к университетам.
Я слышал, что ситуация у разных победителей различна. В то время как некоторые университеты делают все возможное, чтобы открыть новые лаборатории, в других этот процесс идет не так быстро. Я боюсь, что недостаток административной поддержки и адекватного менеджмента в некоторых университетах может поставить под опасность проекты и даже привести к их прекращению. Если бы я был министерским чиновником, ответственным за эту программу, я бы послал представителей принимающих университетов на неделю в Сингапур для жесткой тренировки под присмотром сингапурских секретарш – подозреваю, что у них многому можно научиться.
Можете ли вы потерпеть неудачу?
Конечно, и я предвижу много потенциальных проблем. Самая большая, которую я уже упомянул, – отсутствие системы профессиональной научной администрации, которая должна обеспечивать организационную поддержку проекту. Мне кажется, что если какие-то мегагранты провалятся из-за административных или бюрократических проблем на местах, это будет важным сигналом для Министерства образования и науки, что что-то не так. Некоторые мои коллеги сетуют на то, что вместо профессионально подготовленных предложений-контрактов университеты присылают им приглашения «приехать, посидеть, обсудить, и чаю попить». Я боюсь, что чаепитие в таких университетах может не состояться, особенно если на чай приглашается ученый, который никогда не жил в России и не привык к такому стилю. Думаю, если некоторые мегагранты будут испытывать проблемы на местах, какой-то урок из этого будет извлечен. Как минимум, министерство будет знать, какие университеты готовы принимать новые мегагранты (запланированные на следующий год), и каким университетам эти гранты (может, и другие тоже?) давать не стоит. Как максимум будет происходить пересмотр регламентов, процедур и прочего. С другой стороны, получатели мегагрантов тоже должны осознавать, что у них не будет возможности работать в таких условиях, к каким они привыкли на Западе, во всяком случае, не сразу.
Другая проблема может оказаться в том, что я не смогу набрать сильную группу: многие талантливые люди в России предпочитают работать в частных компаниях или за рубежом. Я надеюсь, однако, что этого не произойдет. Один из очень сильных специалистов в области биоинформатических алгоритмов – сейчас он работает профессором в США – уже проявил интерес к тому, чтобы присоединиться к новой лаборатории. Он потеряет в финансовой стабильности и жизненных условиях, но ему очень интересно попробовать новое.
Ну и, конечно, любой грант может провалиться, если руководитель перестанет генерировать новые идеи. Но в этом случае мы будем знать, кого винить, – конечно, министерство, которое плохо выбирало ведущих ученых. Это была шутка.
Портал «Вечная молодость» http://vechnayamolodost.ru
25.11.2010