17 Февраля 2022

Новая онкология. Часть 1

Как передовая наука перевооружила медицину против раковых заболеваний

oncology.jpg

Марина Аствацатурян — Здравствуйте, уважаемые слушатели и зрители «Эха Москвы»! С вами Марина Аствацатурян. Мы продолжаем наши «Разговоры за жизнь». Разговор сегодня пойдёт о новой онкологии. «Новая онкология: как передовая наука перевооружила медицину против раковых заболеваний». Я приветствую нашего гостя Илью Тимофеева. Здравствуйте, Илья!

Илья Тимофеев — Добрый день!

М. Аствацатурян — Илья Тимофеев, онколог. Он директор Бюро по изучению рака. Как я выяснила, это автономная некоммерческая Российская организация. Член Международного комитета Американского общества клинической онкологии, член научного комитета Колледжа Европейской школы онкологии. Мы будем говорить о современных методах лечения рака, о профилактике, но не только раков… в широком смысле рака. О профилактике, об онкологической помощи в мире и в России хочу попросить Вас поговорить с нами. Я надеюсь, что мы затронем вопросы, которые волнуют, в общем, очень много людей, независимо от состояния их здоровья. Это вопросы, связанные с онкологическими заболеваниями. Но сначала о жизни нашего гостя, потому что наш разговор «за жизнь». Расскажите, пожалуйста, Илья, вот Вы занимаете важные посты в международных профессиональных обществах. При этом Вы достаточно молоды. Хотя, ну, все относительно. Относительно меня, скажем так. Относительно меня Вы молоды. Где Вы родились? Где учились? Как учились? У кого учились? Какой был Ваш путь?

И. Тимофеев — Спасибо за приглашение. Я белорус. Я родился в городе Могилёве республики Беларусь, закончил там школу и затем поступил на научный факультет Сечиновского университета в Москве. Это в то время был уникальный факультет, где образование шло индивидуально. По 5 человек в группах у нас было с прицелом на будущее, науку, на развитие науки…

М. Аствацатурян — Сразу поступили? Приехали и…

И. Тимофеев — Да. Да. Поступил сразу. И, конечно, очень благодарен 1-му Меду за вот этот путь. Это действительно был уникальный проект и, к сожалению, сейчас его нет. Но я надеюсь, что в будущем он появится. Ну, и дальше уже пошло: аспирантура в онкологию на базе онкоцентра Блохина и создание вот этого АНО — Бюро по изучению рака почки. На тот момент это была 1-я в России негосударственная некоммерческая научно-исследовательская организация. Сейчас она уже существует 15 лет. И на базе этого Бюро мы делаем различные научные проекты, начиная от фундаментальных, когда мы ищем какое-то рецептор на клетке, заканчивая клиническими, когда мы изучаем эффективность иммунотерапии у пациентов.

М. Аствацатурян — А вхождение вот в эти международные организации, уже выход на международную орбиту — это благодаря публикациям? Или какие-то личные были контакты, кто-то вас рекомендовал? Как это происходило?

И. Тимофеев — Я думаю, что…

М. Аствацатурян — Или и то, и то?

И. Тимофеев — Я думаю, что выход на международную… международное общество, вовлечение связан только с активностью научной. ASCO — это самое крупное общество. Да, у меня были публикации, есть и различные исследования. Сразу меня заметили, если можно так сказать, в Ассоциации по изучению рака почки как раз за исследование 2007 года, когда мы описали роль рецепторов фактора роста фибробластов в развитии этой опухоли. Меня пригласили сделать доклад. И уже с этого момента заметили.

М. Аствацатурян — То есть это приоритетная такая работа была? Безусловный приоритет?

И. Тимофеев — Да. Которая вот проходит через всю мою жизнь, начиная от открытия этого рецептора для рака почки и создания теперь препаратов, чем мы тоже занимаемся.

М. Аствацатурян — Потом поговорим и об этом тоже. Ну, тема онкологических заболеваний, как я в самом начале сказала, она, безусловно, волнует многих. И даже здоровые люди, я думаю, задаются вопросом, откуда берутся эти заболевания. Вдруг, как правило, неожиданно для того, у кого это диагностировали, и для его близких. Есть несколько теорий: генетическая, то есть наследственная, вирусная, и, вы все это знаете, теория, связанная с неблагоприятными факторами внешней среды, — да? — канцерогенами, выхлопы и прочее. В народе это принято называть «плохой экологией». Совсем отдельно стоит теория эволюционная, но она не о происхождении собственно рака. Она о том, для чего нужны опухоли. И есть профессор Андрей Петрович Козлов такой в Петербурге, он разрабатывает эту эволюционную теорию. По его теории в новообразованиях происходит как бы обкатка новых генов, которые появляются в новообразованиях… Как бы вот это полигон для обкатки новых генов. Появляются новые функции. Дальше они запускаются в естественный отбор. То есть многоклеточные организмы, они эволюционировали благодаря такому механизму. Не было бы их эволюции, если б в новообразованиях не происходили вот эти эксперименты по отбору функциональных новых генов. Ну, такая чисто теоретическая вещь. Наверное, она онкологом мало что даёт. И вот у меня вопрос такой: задаются ли лечащие, практикующие онкологи вопросом о теориях этих, о происхождении рака? Важно ли для них, откуда взялся тот или иной рак? Или их дело просто врачевать? На своём примере. Вы же не можете за всех отвечать, я понимаю.

И. Тимофеев — Да, это, конечно, прекрасный вопрос, на которой нет одного ответа. Безусловно все теории, я не знаком c теорией профессора Козлова, но вот то, что Вы перечислили, они имеют место быть. Вирусная теория, она абсолютно уже доказана. Мы точно знаем, что рак шейки матки развивается из-за вируса папилломы человека.

М. Аствацатурян — ... папилломы человека. Да.

И. Тимофеев — И простая мера профилактики — это вакцинация девочек и уже мальчиков даже одной дозой…

М. Аствацатурян — А вакцинация отдельно…

И. Тимофеев — Поговорим.

М. Аствацатурян — Да.

И. Тимофеев — Хорошо.

М. Аствацатурян — Это отдельным вопросом.

И. Тимофеев — Вирусная теория состоятельна. Также она касается, например, рака печени. Когда вирус гепатита…

М. Аствацатурян — Гепатита.

И. Тимофеев — ... вызывает рак печени, но он вызывает опосредовано. Он поселяется в клетках печени — гепатоцитах и вызывает против себя иммунный ответ. То есть не он мутирует клетку, а иммунный ответ поражает. Соответственно тоже такая опосредованная вирусная теория.

М. Аствацатурян — Ну, да. Исходно вирусная.

И. Тимофеев — Безусловно, курение — это бич вообще ХХ века. Но потом, может быть, мы поговорим об заболеваемости раком лёгкого и факторе курения…

М. Аствацатурян — Ну, я хочу Вас потом о профилактике подробнее расспросить. Это очень важно. То есть все эти теории, они имеют право на существование?

И. Тимофеев — Да.

М. Аствацатурян — Но в конкретный момент…

И. Тимофеев — Если…

М. Аствацатурян — ... лечения пациента, наверное…

И. Тимофеев — Тоже. Тоже они значимы. Но, конечно, они меньше…

М. Аствацатурян — Значимы?

И. Тимофеев — Уже возникла опухоль.

М. Аствацатурян — Уже возникла.

И. Тимофеев — Да. Не так практически онкологи прицельно уже рассматривают причину и как раз сосредоточены на следствии. Но есть случаи опять же курения, когда больной раком лёгкого продолжает курить, риск неблагоприятного течения этой опухоли увеличивается. То есть, конечно же, онколог должен обратить на этот фактор развития…

М. Аствацатурян — И объяснить…

И. Тимофеев — ... и объяснить. Да.

М. Аствацатурян — И объяснить.

И. Тимофеев — То же самое, считается, связано с алкоголем. Употребление алкоголя при раке пищевода, например, ассоциировано с неблагоприятной выживаемостью. Соответственно вот в данных случаях онколог может рекомендовать, влиять на факторы, которые влияют на развитие.

М. Аствацатурян — О публикациях в самом начале мы Ваших заговорили, которые имеют резонанс, во всяком случае в профессиональном сообществе на них обращают внимание. И вот одна из Ваших высоко цитируемых публикаций, она от 2014 года в журнале Lancet Oncology. Это приложение онкологическое к журналу «Ланцет» известному. Она посвящена проблеме роста заболеваемости раком в Китае, в Индии и в России. На тот момент она была в 2 раза выше, чем в США и Великобритании. Несмотря на улучшение социоэкономических условий, как там даже, по-моему, во введении у Вас так написано. Чем были обусловлены эти высокие показатели? Что можно было сделать? И изменилась ли, главное, ситуация за эти 7 лет, прошедшие с момента публикации той статьи?

И. Тимофеев — Безусловно на тот момент — 2014 год, а данные в статье были использованы… статистика, которая была ещё раньше, потому что надо проанализировать, очень отличалась эпидемиологии в США и в России. Конечно, США — это более благоприятная по экономическим различным факторам страна и по факторам, влияющим на продолжительность жизни. Россия — нет. Но сейчас могу сказать, что в США и Россия очень стали похожи, надо сказать, по всем тенденциям. Бюро по изучению рака провело собственные исследования по изучению прогноза заболеваемости и смертности от рака в 2035 году. Мы привлекли статистика, который делал точно такое же прогностическое исследование в США. Это Лола Рахиб. она известна. И она делала для Национального института рака подобное исследование, Института рака США. И что мы увидели? Мы увидели, что тренды абсолютно теперь одинаковые. Россия подтянулась экономически по влиянию на те же факторы курения и так далее. Курение пошло на спад. И мы видим, что да, даже пятёрки, топ-5 самых частых опухолей будут очень похожими в США и в России.

М. Аствацатурян — А в Китае? Или уже не следили за…

И. Тимофеев — За Китаем мы не следили. У них со статистикой немного сложнее, скажем так.

М. Аствацатурян — И Индия то же самое?

И. Тимофеев — Индия — да.

М. Аствацатурян — То же самое.

И. Тимофеев — Но я думаю, что вот в этих развивающихся странах ситуация похожа, хотя отличия есть. Например, азиатский регион всегда славится жутким приростом в опухолях желудочно-кишечного тракта.

М. Аствацатурян — Это странно. Несмотря на обилие всякой…

И. Тимофеев — Считается, что это связано с морепродуктами, которые там… И другие опять же этиологии. Но да, рак желудка — это № 1...

М. Аствацатурян — Я имела ввиду растительную пищу, волокна и все…

И. Тимофеев — Да, да, да.

М. Аствацатурян — Считается, что это очень полезно и профилактично. Но тем не менее.

И. Тимофеев — Но вот… Да, рак желудка преобладает в Азии. Если берём Индию — это опухоли головы и шеи. То есть здесь есть отличие от России, с европейской, скажем так, когортой пациентов. Вот. Если мы посмотрим на тренды, то плохая новость заключается в России в том, что количество заболевших будет увеличиваться. И оно увеличится через 15 лет на 13%. Больных будет больше по сравнению к этому году.

М. Аствацатурян — Это связано со старением населения?

И. Тимофеев — Прежде всего.

М. Аствацатурян — Прежде всего.

И. Тимофеев — Со старением населения и увеличением населения. 2-й фактор. То есть людей становятся больше, и они становятся старше. Соответственно мутации в клетках, о которых мы немножко поговорили, случаются чаще у пожилых, и соответственно вероятность развития онкологических заболеваний больше. Но хорошая новость заключается в том, что смертность снизится через 15 лет на 20%. Соответственно число больных будет больше, но умирать от рака…

М. Аствацатурян — Умирать будут меньше.

И. Тимофеев — ... будет меньше. Это, конечно же, прогноз. Мы…

М. Аствацатурян — Понятно.

И. Тимофеев — Различные факторы могут влиять, но тенденция положительная.

М. Аствацатурян — Ну, я так подозреваю, что смертность должна уменьшиться в результате развития новых методов лечения, инновационных. И мы вплотную подошли к собственно теме нашей беседы, «новая онкология, или как прорывные научные подходы меняют медицину, которая направлена на лечение онкологических заболеваний». Успехи в онкологии в последнее время связаны с понятием иммуннотерапии. И это метод лечения, направленный на стимуляцию собственных сил, противоопухолевого иммунитета организма, собственного, врождённого. Я хочу вот в этой части, пока мы не перешли к другим вопросам, хотя бы обозначить, что входит в круг вопросов иммуннотерапии. Таргетная терапия на слуху, терапия ингибиторами контрольных точек. Это все на слуху. Обывателю иногда трудно разобраться, потому что все это как бы сваливается в одну кучу. Это все иммунотерапия? Или как? Как они вот… Как Вы бы обозначили это понятие?

И. Тимофеев — Это разные виды лекарственного лечения. В онкологии, если говорим о лекарственном лечении, существует несколько видов: химиотерапия, которую мы знаем. Это метод, который направлен… не нацеленно на опухоль. То есть мы бьём по опухоли просто токсическим агентом.

М. Аствацатурян — Ну, да.

И. Тимофеев — Есть таргетная терапия, которую Вы упомянули. И это прицельное подведение препарата к определённому рецептору, который отвечает за развитие опухоли. Вот на клетки раковой есть рецептор. Создаётся препарат, блокирующий этот рецептор. Вот это таргентное, направленное блокирование патогенетического механизма. Есть иммунотерапия. Этот метод не направлен на саму опухоль. Он направлен на иммунную систему, нашу здоровую иммунную систему, которая снижает свою активность у онкологических пациентов, так как существует супрессорные механизмы — факторы, подавляющая активность иммунной системы. Ингибиторы контрольных точек — это…

М. Аствацатурян — За них Нобелевскую премию дали в 2018-м году.

И. Тимофеев — Да, да.

М. Аствацатурян — Они наиболее известны, может быть, потому. Да.

И. Тимофеев — Это новые представители иммунной терапии. Это просто так называют препараты — ингибиторы контрольных точек. То есть вот те самые контрольные точки…

М. Аствацатурян — ... точки.

И. Тимофеев — ... контролируемые… которые контролируют лимфоциты, подавляются этими ингибиторами. Лимфоциты становятся…

М. Аствацатурян — Потому что раковые клетки, они в свою очередь подавляют вот эти лимфоциты. Да? Собственные.

И. Тимофеев — Да, да.

М. Аствацатурян — И потому надо подавить то, что подавляет…

И. Тимофеев — Совершенно верно.

М. Аствацатурян — ... для того, чтобы вылечить.

И. Тимофеев — Такой путь.

М. Аствацатурян — То есть подавление подавляющего.

И. Тимофеев — ... тормозить иммунную систему, чтобы она определила на опухолевой клетке какие-то антигены и убила её.

М. Аствацатурян — То есть это собственно… в этом-то её и функция, потому что ей же противоопухолевые всякие внутренние наши природные механизмы, которые борются…

И. Тимофеев — То есть опухолевый иммунитет есть у всех.

М. Аствацатурян — Да.

И. Тимофеев — Не все заболевают, хотя у каждого человека за жизненный цикл образуется миллион опухолевых клеток. Но не все мы болеем раком, потому что иммунная система наша поражает, но у онкологических пациентов она не может справиться, и ей надо помочь применением иммуннотерапии.

М. Аствацатурян — Когда в 2018-м вот этим двум профессорам, японцу Тасуку Хондзё и Джеймсу Эллисону вручали Нобелевскую премию, тогда речь шла о 3-4-х, по-моему, препаратах. За эти уже почти, ну, 3 с лишним года увеличилось количество этих вот препаратов — ингибиторов контрольных точек?

И. Тимофеев — Во-первых, хочу сказать, что я помню тот момент, когда Эллисон представлял свои данные на опять же онкологическом конгрессе Американской ассоциации по изучению рака.

М. Аствацатурян — Это какой год был?

И. Тимофеев — Это… Я даже не помню. Это 2007-й или 8-й. Он показывал вот эти рецепторы. Это был огромный холл там на 5 тысяч человек. Весь зал встал и стал аплодировать. То есть было понятно…

М. Аствацатурян — Сразу было понятно.

И. Тимофеев — Было сразу понятно, что это уже нечто…

М. Аствацатурян — Потрясающе.

И. Тимофеев — ... революционное. Революционное открытие. Ну, и вот прошло несколько лет, 7 лет с момента появления 1-го ингибитора. 7 лет вот мы сейчас фиксируем. И, конечно, за эти 7 лет появилось большое количество новых ингибиторов контрольных точек. Они ингибируют разные контрольные точки или более специфичны к одной и той же контрольной точке. Если мы посмотрим на все моноклональные антитела в медицине, не только в онкологии, а вот все моноклональные антитела в медицине, которые используются для аутоиммунных болезней, для лечения мигрени используются сейчас антитела, то онкологические антитела, а именно ингибиторы контрольных точек занимают 2-ю и 3-ю строчку по наибольшему распространению…

М. Аствацатурян — Распространению…

И. Тимофеев — ... в медицине. То есть прогресс огромный только за прошлый год 2021-й. Для 2-х первых ингибиторов появилось новых 13 показаний. Что такое 13 показаний? Это условно 13...

М. Аствацатурян — 13 заболеваний. Да, да.

И. Тимофеев — ... новых опухолей, — да, — которые мы можем лечить. И рак желудка, например, возьмём, который вообще не было, чем лечить на протяжении 20 лет. Там существовала только химиотерапия. Вот сейчас был зарегистрирован ингибитор контрольных точек.

М. Аствацатурян — Потрясающе.

И. Тимофеев — Соответственно будущее радужно.

М. Аствацатурян — Вернёмся к нему. Я напомню, что гость сегодняшней программы в цикле «Разговоров за жизнь» Илья Тимофеев. Скоро вернёмся в эту студию.

**********

М. Аствацатурян — У микрофона Марина Аствацатурян. Мы продолжаем разговор с онкологом Ильёй Тимофеевым, директором Бюро по изучению рака. В 1-й части мы коснулись… До перерыва мы коснулись инновационных препаратов, в частности ингибиторов контрольных точек. Вот шире возьму: какие онкологические заболевания уже лечатся иммуннотерапией? Какие органы к ней восприимчивы? Что реально уже вошло в клинику? Составили ли эти препараты уже арсенал современных средств? Можно ли говорить об арсенале?

И. Тимофеев — Ингибиторы контрольных точек — это уже 3-е пришествие иммунотерапии, потому что есть и другие препараты.

М. Аствацатурян — Вот-вот. Да.

И. Тимофеев — Это цитокины. Это…

М. Аствацатурян — Пошире хотелось бы взять. Да.

И. Тимофеев — ... там вакцины, методы клеточной терапии, это все осталось 10 лет назад. Вот сейчас пришли ингибиторы контрольных точек. Вот те препараты были активны только при 2-х опухолях, которые считались почему-то иммуногенными. То есть именно эти опухоли вызывают иммунный ответ на себя. Это был рак почки, которым я занимался, и меланома. Моя диссертация этим опухолям посвящена. И они, собственно, лечились иммунотерапией в виде цитокинов. Но ингибиторы контрольных точек открыли новое направление. То есть в принципе они изучаются при всех опухолях, которые сейчас существуют с той или другой долей успеха. Успешным применение иммунотерапии сейчас, вот этими ингибиторами контрольных точек, считается для рака лёгкого, меланомы, рака почки. Опухоли ЖКТ, желудочно-кишечного тракта, были не сдаваемы, но сейчас нашли новые формы применения. И теперь и они уже не неизлечимы, а лечатся иммуннотерапией.

М. Аствацатурян — Лечатся. Да.

И. Тимофеев — Это рак желудка, пищевода, рак толстой кишки, рак молочной железы. Гормональные опухоли плохо всегда поддавались иммунотерапии. Рак молочной железы и рак предстательной железы. Но сейчас уже открыли определённые формы, например, тройной негативный рак молочной железы, который чувствителен к иммуннотерапии. Соответственно сейчас практически все опухоли в определённом показании чувствительны к иммунотерапии.

М. Аствацатурян — То есть имеют свою имуннотерапию.

И. Тимофеев — Имеют свои мишени иммунотерапии, скажем так. И вот об этом я тоже хотел бы сказать. Меланома, например. Мы можем использовать вне зависимости от предикторов, рецепторов на клетке меланомы любую имуннотерапию. А есть опухоли, для которых любая не подходит. То есть мы не можем просто… Пришёл пациент, и сразу назначили иммунотерапию. Мы должны у этого пациента определить некоторые факторы чувствительности к этой иммуннотерапии. Например, это микросателлитная нестабильность так называемая, когда опухолевая клетка генетически нестабильна. В ней много различных мутаций, поломок. Это плохо…

М. Аствацатурян — Вообще опухоли гетерогенные. Они…

И. Тимофеев — Гетерогенные…

М. Аствацатурян — Они там очень неоднородные.

И. Тимофеев — Такая нестабильная опухолевая клетка очень часто делится. И, конечно, без иммунотерапии это для пациента плохо. Но теперь есть иммунотерапия. И вот как раз иммунная система такие нестабильные клетки распознает лучше, чем стабильные опухолевые клетки. Соответственно мы что делаем? Мы берём у пациента опухолевый материал, изучаем его генетически, находим эту микросателлитную нестабильность и назначаем иммунотерапию. То есть иммунотерапия стала тоже уже прицельной. Кроме того, появились другие факторы. Например, экспрессия PDL-1. Это та самая контрольная точка. Для рака почки, например, не надо оценивать вот эту вот экспрессию PDL-1, искать контрольную точку… экспрессию, потому что она априори есть. Но есть такие опухоли как рак лёгкого, где искать экспрессию надо. Она существенно увеличит эффективность иммунотерапии. Соответственно мы можем выбирать пациентов: кандидата на иммуннотерапию или кандидата на другой вид лечения. Соответственно современные подходы иммунотерапии — это селекция пациентов, у которых эффект будет ещё лучше.

М. Аствацатурян — Ещё лучше. Некоторое время назад, ну, на самом деле много лет назад большие надежды возлагались на такие подходы как вот ингибиторы ангиогенеза, гормонотерапию. Ингибиторы ангиогенеза – это средства подавления прорастания кровеносных сосудов в опухоли. То есть попросту говоря, способ заставить опухоль голодать, и тогда она скукожится. Если у неё не будет кровеносных сосудов, кровь не будет доставлять питательные вещества. И если подавить образование сосудов в опухоли, она вот сама и умрёт. Ну, и гормонотерапия тоже как бы представлялась таким перспективным направлением. Сейчас об этом забыли? Или оно оказалось не столь многообещающим, как предполагали вначале?

И. Тимофеев — Действительно 1-я революция последних десятилетий была связана как раз… Это таргетная терапия, когда мы влияем на фактор роста сосудов, либо на рецепторы какие-то или белки в опухолевой клетке. Это действительно было революцией, потому что, если возьмём тот же рак почки, с помощью таргетной терапии, это ингибиторы ангиогенеза, мы смогли увеличить выживаемость. Вот когда я начинал это, пациент жил с метастатическим раком, когда уже есть метастазы, 4-6 месяцев. 4-6 месяцев! Сейчас пациент живёт годами. То есть мы уже считаем 5-летний показатель эффективности этих препаратов. Поэтому, конечно, это революция. Но сейчас появились все те же препараты, таргетной терапии, но новых поколений, ещё более селективные. Связываются с определённым участком на рецепторе — именно тем, который отвечает. То есть новые классы появляются. И что сейчас мы видим? Мы видим комбинации таргетной терапии и иммуннотерапии. Логично скомбинировать этот хороший препарат с ингибитором контрольных точек иммунотерапии. К чему это привело? Опять же пример, возьму рак почки. Эффективность терапии увеличилась до 70%. То есть глобально 70% больных могут… У них опухоль будет уменьшаться. Раньше мы не могли 10% достичь. А сейчас 70. То есть практически все пациенты. Вот что даёт комбинация таргетной терапии и иммунотерапии.

М. Аствацатурян — Ну, таргетная терапия-то, она на самом деле уже в некотором смысле предыдущее поколение. Лет 30 они существуют. И вот сейчас я вспомнила, просто я беседовала с некоторыми людьми, не врачами, но биологами-исследователями, которые не очень… не то, чтобы оптимистично, но с некоей долей критики относятся к таргетной терапии, потому что опухоли мутируют. Это известно. Они устойчивость приобретают и к химиотерапии. И они могут, например, смутировать таким образом, что мишень исчезнет просто. И что тут делать? Вы киваете головой. Вы согласны?

И. Тимофеев — Да, да.

М. Аствацатурян — Есть такая проблема?

И. Тимофеев — Да, да.

М. Аствацатурян — Да?

И. Тимофеев — Поражаюсь опять же, как Вы хорошо осведомлены.

М. Аствацатурян — Да, это не я. Это у меня гости хорошие бывают.

И. Тимофеев — Безусловно, такая проблема есть. Как мы уже говорили, опухолевая клетка бесконечно изменяется. Появляются новые мутации. Как и для коронавируса, только с опухолевой клеткой…

М. Аствацатурян — Ну, да.

И. Тимофеев — ... которые делает её нечувствительной к препарату таргетной терапии. Но прогресс не стоит на месте. Тут же начинается разработка препаратов таргетной терапии новых классов, которые будут работать уже при этой мутации. Хороший пример — рак лёгкого. Изначально мы знали о мутациях в гене EGFR в клетках рака лёгкого. Вот там две было основных мутации, скажем так. И появились препараты 1-го поколения, ингибиторы EGFR. Но затем опухолевая клетка стала вырабатывать мутацию резистентности Т790М, тут же появился препарат 3-го класса, блокирующий эту мутацию. Соответственно у нас есть теперь линии так называемой терапии. 1-я линия, 2-я линия, 3-я линия, когда мы можем последовательно назначать, либо сразу выбирать, если эта мутация есть исходно, препарат в 1-й линии наиболее эффективный. То есть происходит эволюция таргетной терапии.

М. Аствацатурян — Можно сказать, что средства биотерапии, они революционизировали онкологию, переломили ситуацию?

И. Тимофеев — Для большинства опухолей — да, мы можем так сказать. Но есть опухоли, которые мы ещё не можем победить. Например, рак поджелудочной железы. Согласно нашему прогнозу заболеваемость будет увеличиваться, и смертность в отличие, например, от того же рак лёгкого будет увеличиваться.

М. Аствацатурян — Будет увеличиваться.

И. Тимофеев — К сожалению, для этой опухоли это печально. 5-летняя продолжительность жизни, все стадии, даже ранние возьмём, составляет 10%. То есть 10% больных могут пережить 5 лет.

М. Аствацатурян — Могут пережить 5 лет.

И. Тимофеев — Возьмём рак почки — 74%. Разница есть.

М. Аствацатурян — Разница. Да.

И. Тимофеев — Но и для рака поджелудочной железы ведётся поиск новых опций. И туда шла тоже таргетная терапия нового поколения. У некоторых пациентов есть мутация в гене BRCA так называемая. Они, эти мутации есть, например, и для пациентов… пациенток больных раком яичников…

М. Аствацатурян — Ну, это же рак молочной железы.

И. Тимофеев — Да.

М. Аствацатурян — Да. Ага.

И. Тимофеев — Ну, вот оказалось, что в клетках рака поджелудочной железы тоже бывают такие мутации и в клетках рака предстательной железы тоже. И теперь вот эти препараты, блокирующие этот механизм, изучаются и для поджелудочной железы уже зарегистрированы.

М. Аствацатурян — Ну, это обнадёживает.

И. Тимофеев — Хочу ещё отметить, если мы говорим про поджелудочную железу, что большая-большая роль в развитии принадлежит различным организациям. Например, PanCAN, есть такая организация. Это фонд, по сути, пациентский…

М. Аствацатурян — Пациентский. Ага.

И. Тимофеев — Пациентский фонд, который стимулирует исследования в данной области. Вот для рака поджелудочной железы до момента образования PanCAN было одно только исследование на весь мир. Сейчас ведётся порядка 100 исследований. Вот пациенты могут влиять…

М. Аствацатурян — То есть они как бы двигатели вот этого прогресса.

И. Тимофеев — Они двигатели.

М. Аствацатурян — Потрясающе.

И. Тимофеев — Соответственно, возможно, и в этой области что-то изменится.

М. Аствацатурян — Есть ли противопоказания для использования передовых методов? Вот для хирургии, если область достижима для скальпеля хирурга, то противопоказаний, наверное, нет. Да? Если туда доберётся хирург. А вот если противопоказания? Кому нельзя применять эти методы?

И. Тимофеев — Безусловно противопоказания есть. Но количество этих пациентов, кому нельзя, очень невелико на самом деле.

М. Аствацатурян — А с чем связано?

И. Тимофеев — Если берём…

М. Аствацатурян — Иммунная система, да?

И. Тимофеев — Да, иммунотерапия, то 1-е противопоказание — это аутоиммунная болезнь. Если у пациента собственный иммунитет сильно активирован.

М. Аствацатурян — Сильно.

И. Тимофеев — Например, условно мы назовём это аллергии. Аутоиммунные болезни.

М. Аствацатурян — Ну, да.

И. Тимофеев — Болезнь Крона.

М. Аствацатурян — Рассеянный склероз какой-нибудь.

И. Тимофеев — Рассеянный склероз. Если мы применим иммунотерапию, мы можем навредить и скорее, чем вылечим опухоль.

М. Аствацатурян — Потому, что она стимулирует собственные иммунитет, а он и так уже…

И. Тимофеев — И так гипер.

М. Аствацатурян — ... гиперактивен.

И. Тимофеев — Да. Если мы берём таргетную терапию, которая влияет на ангиогенез, соответственно нежелательные явления таргетной терапии, именно такой — это гипертензия, повышение артериального давления, потому что поражает сосуды.

М. Аствацатурян — Сосуды.

И. Тимофеев — Соответственно мы не можем гипертоникам, которые имеют высокие…

М. Аствацатурян — И без того. Да.

И. Тимофеев — ... цифры, — да, — применить эти методы. Ну, это небольшой пул. Мы можем играть с дозами, с режимами и применять даже у таких пациентов. Например, сейчас уже можно использовать иммунотерапию у пациентов с псориазом. Это тоже аутоиммунная болезнь.

М. Аствацатурян — Да. Считалась неизлечимой.

И. Тимофеев — Сейчас можно, контролируя псориаз, использовать иммунотерапию.

М. Аствацатурян — О современной онкологии мы сегодня беседовали с онкологом, Ильёй Тимофеевым, директором Бюро по изучению рака. И разговор наш будет продолжен. До встречи!

Портал «Вечная молодость» http://vechnayamolodost.ru


Нашли опечатку? Выделите её и нажмите ctrl + enter Версия для печати

Статьи по теме